Человек человеку — кот - Андрей Балабуха
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я Шаронову скажу, — кивнул Шаронов. — И всем, кому сочту нужным — тоже.
— Замечательно. И соблаговолите закончить дела на заводе к обеду. Вы назначены главой ликвидационной комиссии по подтеме «К10Р».
— Так ее же не было!
— Вашей комиссии тоже не будет. Когда закончит работу. Ничего, это быстро. Сегодня образцы спишете и утилизируете, завтра раскидаете материальную базу. Послезавтра там должно быть чисто. Мы и так непростительно затянули с ликвидацией. Павлов довел ситуацию до полного абсурда — по его прихоти весь десятый корпус уткнулся в частную проблему, да еще непрофильную.
— И они были счастливы! — вырвалось у Шаронова.
— Что? — директор и вправду мог не расслышать зама, он вещал с горних высей, а не произносил всю эту ахинею.
— Я приеду вовремя, — пообещал Шаронов и вышел не спросясь.
Шеф у себя нажал кнопку селектора.
— Павлова ко мне! Немедленно.
Завлаб — пока еще — Павлов, руководитель темы «К10», в это время шел вдоль шеренги клеток. Рыжики недавно позавтракали. Амба, самый могучий, действительно похожий на тигра. Борис, сильный, но добрый. Васька, простецкая морда. Григорий, демоническая личность. Данила, нарочито заторможенный боец. Енот с забавными брыльцами. Жмурик, на покойника совсем не похожий, а просто вечно прищуренный. Зинаида, типичная бой-баба. Иван, надежный рабочий кот.
Любой, кто не общался с серией «К10Р» плотно, сказал бы, что кошки внешне как шнурки, а уж разглядеть в этой штамповке девять разных личностей, вычленить индивидуальные черты характера…
Девять рыжиков. И особняком «десятка». Трехцветка. Катька. Ее из общего ряда выделил бы тоже любой. А все равно — мясо.
Катька ждала Павлова, лапы высовывала из клетки, дергала замок, а когда хозяин подошел и заговорил с ней, и протянул руку, и погладил… Этот чистый восторг можно было сравнить только с жуткой тоской, появившейся на рыжей морде, когда хозяин попрощался и скрылся из вида. Катька немного побросалась на решетку, а потом стала нервно крутиться по клетке и бить хвостом. Ей было чертовски плохо без Павлова.
Еще бы — этой модификации изделия «Клинок» включили дополнительные механизмы эмоциональной зависимости от проводника. Только в полную силу они заработали почему-то именно у «десятки»…
Лаборант был тот самый, который Катьку прошляпил.
— Ну? — спросил Павлов. — Готов пострадать за идею? Повторяю, мне светит увольнение, прикрыть тебя не смогу.
— О чем разговор. Я же ее вот этими руками выкармливал!
— Разве ты? Извини, запамятовал.
— Это нормально. Мы-то работали сменами, а вы по двое суток не спали. Где уж тут запомнить, кто с кем возится. В общем, не беспокойтесь, я все для себя решил. Окно уже готово. Замок испортить — минутное дело. Вырвалась, скажу. Что мне, за хвост ее хватать? Я блокировку — Катерина ноль реакции, образец-то бракованный, кто его знает, почему он раньше принимал команду, а теперь дал отказ… Потому и не списали до сих пор — исследовать.
— Охрана?
— Телефон с утра плохо контачит, мастер уже вызван, обещали к обеду. Придется мне бежать до нашего внешнего поста. Честно говоря, фора крошечная. Может, ногу подвернуть, а?
— Слишком много совпадений. Оставим так. Ну, с Богом, — Павлов неловко перекрестился.
— Забор на периметре серьезный, — вздохнул лаборант. — Я так навскидку прикинул, в целом шансов у нее один из десяти…
«Забор… А за забором сориентироваться, да выйти из города незамеченной? — подумал Павлов. — Запомнила ли она дорогу? Хотя чего там запоминать, дуй прямо, не ошибешься, и Шаронов нарочно ехал очень медленно. Только вот что потом? Авантюра. На самом деле один шанс из ста. Но я уродом буду, если не попробую дать Катьке этот шанс».
— …но попробовать надо. Не идти же бойцовому коту тупо на заклание, как овечке какой-нибудь?
— Верно мыслишь, — согласился Павлов. — Меня сейчас, наверное, вызовут, ты подожди минут десять и приступай.
Тут-то его и вызвали.
Временно отстраненный завлаб Павлов, кутаясь в старую пуховку, сидел на крыльце своего коттеджа. Было холодно. Очень холодно внутри. Павлов немного выпил, это не помогло.
Пронзительно яркий, режущий глаза осенний день наконец-то перешел в вечер, будто для контраста тусклый и бесцветный.
Павлову уже звонили все, кто был обязан это сделать по долгу службы. И еще Бондарчук. Некоторое время генерал завлаба материл, потом разразился жалобами, потом долго молчал и наконец спросил:
— Ну, и как дела?
— Жду больших неприятностей, — честно сказал Павлов. — Средней тяжести уже позади. Ты это… Прости меня, если можешь.
— На дураков не обижаются. И вообще, что за настроения? Будто умирающий. Глядишь, еще поработаем!
Павлову такое навязчивое дружелюбие и могучий оптимизм встали поперек горла, и он поспешил свернуть разговор. Генерал, похоже, легко отделался. А у завлаба основные неприятности точно были впереди.
Бондарчук звонил около двенадцати. На тот час Катьку уже искали по всему городу. Искали с одной целью — убить. Признали опасной. То, что у дома Павлова не было засады, объяснялось просто — зам по режиму в суматохе не удосужился выяснить, где кошка полдня болталась вчера. А наряд с КПП, похоже, не рискнул доложить, что хотя уехал образец чин чинарем в генеральской «Волге», зато вернулся с серьезнейшим нарушением, на частном автомобиле в компании двоих пьяных ученых. Включилась круговая порука — охранникам невыгодно было признаваться в недоносительстве, да и Павлов им тогда литр водки дал, чтобы не скучали ночью.
Павлов удрал с работы, симулировав недомогание. Ему стало плохо в кабинете директора. На нервной почве, наверное. Директор отпустил его мигом. Будто об этом и мечтал — убрать негодяя с глаз долой.
Тем более, в хозяйстве Павлова был такой ажур, что сдать подтему «К10Р» ликвидаторам запросто мог и заместитель.
Павлов сел у себя на крылечке и стал ждать. То ли Катьку, то ли большие неприятности, то ли все сразу.
Дождался он к обеду. Это получилось чертовски несправедливо и очень больно, но так, наверное, и должно было выйти. Для полноты картины. Павлов как раз думал, не разогреть ли себе пожевать, и тут услышал выстрелы.
Стреляли недалеко, на окраине коттеджного поселка, в лесочке, отделяющем зону частных домов от городской черты. Били очередями сразу несколько автоматов.
В грузного и одышливого завлаба словно вселился бес. Павлов рванул на задворки, махом одолел соседский забор, пробежал через участок, взял еще одно препятствие, и так несколько раз. Кое-что он поломал и обрушил, напугал до смерти одну домохозяйку, счастливо разминулся с обалдевшим от его наглости ротвейлером… И вдруг оказался нос к носу с бывшим завлабом, а ныне консультантом обезьянника, матерым шизофреником и отпетым лжеученым. Павлов и знать не знал, что дедушка тут живет. Голованов стоял посреди участка и глядел в ту сторону, где как раз перестали стрелять. Точнее, уже поворачивался к непрошеному гостю.
Павлов ему несколько штакетин из забора вынес — спасибо, весь не повалил.
— Ы… Ы… Ы… — попытался он сказать «извините» и почувствовал, до чего запыхался — сейчас упадет.
— Твое изделие грохнули? — спросил Голованов.
— Ы-ы… — кивнул Павлов.
— Кошку?! Сволочи. Так чего стоишь! Беги, парень!
И он побежал.
Милиционеры выглядели плохо, они были очень сильно напуганы и даже к изрешеченному зверю боялись приблизиться. Каких ужасов им про Катьку наговорили, можно было только догадываться. Павлов распихал вооруженных мужчин, упал на колени, протянул руки к Катьке и чуть не свалился замертво. Ему реально стало плохо.
А Катька… Это оказалась уже не она. Просто останки трехцветного рыжика. Окровавленная туша, изорванная пулями. Ничего похожего на любимую кошку Павлова.
Катьки больше не было на этой земле.
Павлов заплакал. Его с трудом оттащили, надавали пощечин, бросили в грязь, он смутно расслышал фразу «приезжайте скорее, у нас тут какой-то псих в истерике бьется». Хватило сил произнести: «Я из института». Институт в окрестностях был понятно какой, отношение к Павлову сразу переменилось, а тут и старший товарищ подоспел.
— Не боевая, — определил Голованов, едва взглянув на Катьку. — Что ж вы, щенята? Игрушку расстреляли. Большую красивую игрушку.
— А мы знали? Приказано было сразу на поражение… А она как выскочит! Здоровая, прямо тигр!
— Дурачье нестроевое ограниченно годное! — рявкнул Голованов. — «Выскочит»! «Тигр»! Боевая так бы не подставилась! Или положила бы вас тут одной левой… Стыдно, молодые люди. Кого убили? А? Позорище. Эй, Павлов! Кончай реветь, пошли. Домой тебя отведу.
Он действительно увел грязного, оборванного и заплаканного Павлова домой. И сказал на прощанье: «Гадость какая случилась. Но знаешь, пойми старика правильно — у меня спокойно на душе. Вы делаете игрушки! Наконец-то! В мое время это было просто невозможно. А мы так мечтали!.. Неужели мир поумнел? Дай-то Бог». Пенсионер здорово помог завлабу. Когда явились с допросом, Павлов уже более-менее очухался, переоделся в чистое, включил инстинкт самосохранения и нормально выстроил линию защиты. На месте происшествия его бы мигом раскололи.